Музыкальный сын Надежды Кадышевой

Пролетают летние мгновения, ушёл в прошлое 31-й международный фестиваль искусств «Славянский базар», но его яркие события навечно остаются в истории музыки. Яркой звездой фестиваля «Славянский базар в Витебске» в этом году стал американский певец, композитор и продюсер, экс-исполнитель немецкой группы Bad Boys Blue Кевин МакКой. Встречу с журналистами солист провёл вместе со своим продюсером Игорем Сенгером. Который стал как переводчиком американца, так и самостоятельным участником разговора, дополняя ответы Кевина.

Видео:  MELOMAN VIDEO

— Какие впечатления привозите домой с витебского фестиваля?
Кевин МакКой:
— Обычно дома меня никто не спрашивает, что я делаю за рубежом. И мне это очень нравится. Дома я могу жить, как обыкновенный человек. Я очень полюбил Витебск, и каждый раз, когда я возвращаюсь на «Славянский базар», я вижу здесь очень много семейных пар. Много любви. И у меня такое ощущение, что я не какой-то там «суперстар», а нормальный человек среди нормальных людей.
— Ваши выступления в Витебске не проходят бесследно для вашего творчества. Я напоминаю про девушку, с которой вы познакомились на «Славянском базаре», и потом она снялась в клипе Кевина. Это белорусская журналистка Яна Шипко.
Игорь Сенгер:
— Известная история, Яна брала у нас интервью, когда мы впервые были на «Славянском базаре». Она настолько красивая, женственная, глубокая, что пройти мимо такой человеческой красоты, и внешней, и внутренней — нельзя. И всегда хочется с такими людьми поддерживать отношения. И когда нам понадобилась красивая девушка, я тут же предложил Кевину взять в клип Яну. Мы пригласили её, и она прилетела из Минска в Германию, где мы снимали клип.
— Вы много путешествуете, принимаете участие в различных музыкальных форумах. Мы многократно напоминаем нашим слушателям, что подобного фестиваля нигде в мире нет. Можете ли вы подтвердить наши заявления?
Кевин МакКой:
— «Славянский базар» появился в моей жизни сразу после того, как я после ухода из Bad Boys Blue стал заниматься сольной карьерой. И здесь у меня ощущение, как будто я дома. За 11 лет я успел подучить язык. И всё ещё плохо говорю по-русски, но уже очень много понимаю. У меня очень большие губы. И с этими губами очень тяжело говорить по-русски.
— Я тоже знаю, что связи с этим возникают трудности, когда Кевин поёт на русском. Такие песни есть. Одна из них «Валенки», которой вы сделали необычную аранжировку.
Кевин МакКой:
— Моя профессия — лингвист. Я обычно стараюсь в тех странах, где я нахожусь, это Германия и Испания, выучить хорошие слова. Как можно сказать «здравствуйте», «до свидания». С моей точки зрения это уважение к тем людям, которые здесь живут.
— Возможно ли, что на следующем фестивале вы здесь выступите уже с русским хитом?
Кевин МакКой:
— Мне дико понравилось петь «Валенки», потому что я получил в подарок валенки перед началом исполнения. Для меня это было ну очень необычно. Я думаю, что я единственный чёрный человек в моей стране, США, который иногда надевает валенки.
Игорь Сенгер:
— Я добавлю, очень было бы неплохо, если бы мы начали петь про золото, и получали перед исполнением сразу же соответствующее материальное обеспечение.
Возможно, завтра на концерте закрытия мы споём с Надеждой Кадышевой «Снег летит», который мы уже исполняли и в передаче «Что? Где? Когда?», и в других местах. Эта песня сейчас набрала миллионы просмотров на нашем канале на ютубе.
— Вы — композитор. И наверняка можете написать музыку на русские слова. На какое-то хорошее русское произведение. Это был бы подарок для следующего фестиваля в Витебске.
Кевин МакКой:
— Мы уже три песни на русском записали. Которые нам подарили. Это круизовский «Крутится волчок». Я его пою там — наполовину русский язык, наполовину английский. А также «Снег летит» и «Валенки». В подарок от Александра Костюка, супруга и автора всех песен Надежды Кадышевой, мы получили одну песню. И сейчас пытаемся её записать. Правда, мы делаем это уже 8 месяцев. Это достаточно тяжело. Там и музыка другая. Но это действительно будет суперхит. Обещаю. В течении двух месяцев мы это сделаем. В зале присутствует заслуженный артист Кабардино-Балкарии Тимур Хацаев. Он привёз нас сюда, и надеюсь, что ещё раз сюда привезёт. Мы третий раз на этом фестивале, и вот когда мы приедем в следующий раз, обещаем, что мы споём новую песню. Я сделаю для этого всё, что смогу. Когда я приезжаю домой на короткое время, не хватает времени просто что-нибудь приготовить или там поиграться с собакой.
— Яна передаёт вам привет. Она нас смотрит.
Игорь Сенгер:
— Яна, мы тебя любим! Искренне, глубоко. Для нас Яна — это Белоруссия. Я вот всегда про это пишу всегда про это говорю и это и мнение Кевина. Для нас образ Белоруссии — это Яна. Красивая глубокая стройная гордая прекрасная женщина.
— С группой «Сплин» вы как-то общались?
Кевин МакКой:
— Я открыт к работе со всеми артистами. Но зачастую артисты очень гордые и высокомерные. А я очень простой и порою не получается этих контактов. Но вы можете передать Александру Васильеву, что мы готовы с ним сделать всё, что угодно.
Обычно работа начинается с личных отношений. Со всеми, с кем мы работали, а мы работали со Стасом Костюшкиным, с Наташей Гулькиной, и с Олегом Винником из Украины, у нас всегда всё начиналось с личных отношений. К Надежде Кадышевой мы относимся с огромным уважением. Для меня это музыкальная мама. Причём, мы познакомились на «Славянском базаре». Мы специально сделали дуэт для исполнения на русском языке популярнейшего хита You’re а Woman группы Bad Boys Blue.
— Какой самый необычный клип вам доводилось снимать?
Кевин МакКой:
— Когда мы были все вместе в Bad Boys Blue, мы снимали клип в Петербурге. И мы давали концерт в центре города. И никто не предупредил, что заряжен огонь на сцене. И когда я подошёл к краю сцены, последовала вспышка, и меня опалило.
Мы сняли 3 года назад прямо перед коронавирусом замечательный клип, в котором снялись у нас российские артисты, включая Шуру и Бари Алибасова. И мы уже 3 года не можем сделать этот клип.
— Кевин меня удивил, когда начал говорить по-немецки. И даже по-баварски. Это интересно и немножко странно, потому что вы из США.
Кевин МакКой:
— Выяснилось, что мой продюсер не говорит по-английски. Я прожил в Германии 17 лет, в Испании живу 7 лет. Моё знание немецкого пришло из того времени, когда я жил в Германии. И если я буду жить в России, то поверьте, через год-два я буду хорошо говорить по-русски. Ну, наверное, немножко с грузинским акцентом.
Игорь Сенгер:
— Кевину очень трудно найти учителя русского, потому что все его воспринимают, как звезду, и хотят многого другого, чем просто обучать языку.
— Мистер МакКой, вы высказались, что в этом городе и на этом фестивале очень много любви. Что значит любовь для вас?
Кевин МакКой:
— Для меня любовь — это семья. В эту пандемию я потерял маму. 20 лет я много гастролировал, и был далеко от семьи. И сегодня мне приснился сон о моей маме. Вот почему я постоянно возвращаюсь в Америку. Я один мальчик из 7 детей. И каждый из нас имеет кусочек мамы. И вот это для меня любовь.
— Вы мечтали научиться играть на тромбоне. Научились ли играть на нём? Сейчас берёте в руки инструмент?
Кевин МакКой:
— Я играю на тромбоне, на пианино, и пробую играть на флейте.
— Какие у вас отношения с джазом?
Кевин МакКой:
— Я люблю джаз. И народную музыку, неважно какой страны. Когда ты прикасаешься к народной музыке и начинаешь её играть, то ты начинаешь с менталитета той страны, где ты находишься. И это очень мне помогает, и это очень нравится.
Игорь Сенгер:
— Когда он начал работать в России, его поначалу спрашивали, знает ли он наших артистов? И при мне был такой пример. Когда мы с ним были в Воронеже, его спросили, как он относится к творчеству Аллы Пугачёвой. Он ответил: «А кто это?».
А сейчас он уже знает русских артистов. И поверьте, нет такого чёрного человека, как и еврея, который бы не любил джаз. Поэтому, поверьте — джаз мы оба любим.
— Ваша творческая судьба не всегда складывалась ровно. Наверняка бывали моменты, возможно, отчаяния. Что вас держало, что двигало вперёд, не позволяло раскисать?
Кевин МакКой:
— Мне всегда помогало моё знакомство с основателем коллектива Bad Boys Blue Эндрю Томасом. Он всегда был против фашизма, против нацизма, и у него были все вот эти установки человеческие, которые присущие чёрным людям.
Каждый раз надо принимать решение, как быть с теми людьми, которые настроены против тебя, и вот что ты можешь дать ответку. Ну, грубо говоря, по-русски, или же сделать им что-то доброе, хорошее. Моё решение — всегда быть импатичным, и всегда что-то сделать доброе людям. Это помогает мне в моей карьере.
— Сейчас по просторам бывшего Советского Союза гастролирует около 10 коллективов Boney M. А доводилось ли вам встречать команды Bad Boys Blue?
Игорь Сенгер:
— Это очень большой вопрос. За всем этим стоит такая «Санта-Барбара»… Суть заключается в том, что когда существует соло артист, это соло артист. Тут всё просто.
А когда выступает группа… Ну вот представьте себе группу Boney M. Предположим, где было 4 человека. Они разделились, и стало четыре Boney M. А потом к ним добавились ещё несколько. Например, была группа «Пламя», и на сцену выходило 12 человек, и еще 12 человек ими занималось. И вот каждый взял, и организовал группу «Пламя». И каждый имеет право говорить, что я такой-то такой-то из группы «Пламя». А потом, когда это выливается в большое количество буковок на афише, то лучше всего сократить до «Пламя». Таким образом и получается. И тут никто не фейк, там каждый человек был в этой группе.
А что касается Bad Boys Blue — был стартовый состав, 3 человека. Двое из них умерли уже. Эндрю Томас — основатель, и Тревор Тэйлор, который спел все хиты Bad Boys Blue. Остался Джон МакИнерни из стартового состава. Кевин пришёл туда в 1997 году. Потом появился человек, который сейчас работает, и ещё один, который работал с Джоном МакИнерни. Это всё количество.
Ну мы не против. Просто есть путь интенсивный, и есть экстенсивный. Интенсивно — это когда ты что-то делаешь, чего-то добиваешься, стремишься. Делаешь дуэты, пишешь новую музыку. Ты работаешь на рынке, используя какие-то старые вещи. Это то, чем занимаемся мы. Мы не говорим, что мы группа Bad Boys Blue. Мы говорим, что это Kevin McCoy из группы Bad Boys Blue. А экстенсивный путь развития — это сказать: я д’Артаньян, а все остальные… не дАртаньяны.
Кевин МакКой:
— Я был с Эндрю, основателем коллектива, когда он умирал в больнице. И одни из последних слов, которые он сказал, умирая: «Кевин, я бы хотел, чтобы ты продолжал дело этой группы. Но я не знаю, как ты это будешь делать. Удачи».
И для меня это было просто указание к действию. Некое направление жизни. И я пытался с другими людьми это делать. Но для них этот путь был — поиск популярности. А для меня это был путь жизни, который завещал Эндрю. Для меня это было делом моей жизни, это было вот что-то в сердце.
— Какое место в вашем нынешнем творчестве занимают хиты Bad Boys Blue, а какие вы уже лично написали?
Кевин МакКой:
— Примерно 50 на 50. Группа уже давно закончила свои отношения с лейблом. Когда я в 1997 году пришёл в Bad Boys Blue, как раз было состояние, когда группа скончалась в плане времени. И в 1997 году владелец фирмы попросил меня освежить новыми течениями музыку Bad Boys Blu. И они записали около 17 песен. Вышел такой диск Bad Boys Blue feat John George Michael. John George Michael — это моё рэп-имя. И, соответственно, мы сделали 17 новых вариантов Bad Boys Blue с рэп-версиями.
Игорь Сенгер:
— У нас есть хиты Bad Boys Blue, но они в другом исполнении. У нас в Штутгарте есть совершенно прекрасный саунд-продюсер Александр Сабов. Это просто гениальный человек В Штутгарте у него огромная студия. И он пишет нам все наши фонограммы, сводит все наши песни. Гениальный человек. Как раз он и познакомил нас с Олегом Винником. Это практически народный артист Украины. Он и Олегу Виннику точно также сделал весь музыкальный портфель. Александр пишет фонограммы очень многим популярным артистам, включая Дитера Болена.
— В 2021 году одному из российских журналов вы сказали, что хотите получить российское гражданство. Есть ли успехи в этом направлении?
Кевин МакКой:
— Я до сих пор не знаю, почему бы нет. Я действительно чувствую себя в России и в Белоруссии, как дома. И я бы с удовольствием получил бы это гражданство. Мне было бы удобно это, потому что я много работаю в России. И с точки зрения удобства это очень логично.
Игорь Сенгер:
— Я не хочу переводить, конечно. Он говорит, «я не понимаю многое, что творится у меня в стране, но это не значит, что я хотел бы отказаться от этого гражданства. Нет». Но Кевин вообще вне политики. Просто ему действительно было бы удобно быть гражданином, предположим, России. Но это вообще никак не связано с политикой. Только удобство.
— Сейчас такое время, что в музыке можно практически всё. Некоторые пользуются этим. Мне кажется, слишком этим злоупотребляют. Как вы относитесь к тому, что часто в музыке , и на нашей эстраде тоже, используют такой инструмент, как нецензурная лексика? У вас такой брутальный, сочный вокал, не было ли таких соблазнов?
Кевин МакКой:
— Мой папа — пастор в церкви. Я бы не хотел, чтобы папа услышал, что бы я так делал. У меня в тексте и в музыке должно быть всё чисто, потому что дети слушают. Зачем в произведения сливать всякое непонятное, если можно совершено неограниченно пользоваться нетабуированной лексикой. Но когда я занимаюсь дома, у меня в столе есть немножко «плохого парня».
— Именно табуированная лексика и помогла вам встретиться в аэропорту.
Игорь Сенгер:
— Я ехал по своим делам, и слышу, — такой мат стоит в аэропорту Дюссельдорфа, просто ужас! Выглядываю из-за угла — мой знакомый Кевин, с которым мы много раз работали.
Он должен был лететь в Украину, а сделал русскую визу. Или наоборот. Факт в том, что его не пускали по причине отсутствия визы. Мы тогда плотно познакомились. Я сделал ему визу, он улетел. Всё хорошо, и дальше пошло сотрудничество. Но первоначально моё внимание привлёк именно отборный мат
— Это была судьба — с того времени вы совместно работаете. А с Сергеем Шнуровым вы знакомы?
Игорь Сенгер:
— С удовольствием бы познакомились. Мы с ним просто пересекались на мероприятиях, но поработать вместе ещё не довелось.
— Ваше отношение к происходящему в мире. Есть люди, уверенные в том, что существует мировое правительство. Что количество землян хотят уменьшить с 8 млрд до 2 млрд. По вашему мнению, это правда, или фейк?
Кевин МакКой:
— Для меня, как для артиста, очень опасно говорить о политике. В политике нету ничего хорошего для душевного наполнения. Естественно, я имею своё мнение по поводу правительства. Я просто один сам по себе в своих идеях. Я люблю всех, кто приходит на мои концерты. И для меня всё равно, каковы их взгляды. И для меня артисты, которые начинают высказывать своё мнение по поводу политики — они достаточно странны. В истории моего народа было 400 лет очень больших проблем в нашей стране. Проблема в нашей стране в том, что мы как дети, пробуем конфеты и выбрасываем их. Вот и в политике такая же история: всё пробуют, а потом выбрасывают.
Игорь Сенгер:
— Я от себя скажу: была такая программа, которую вёл Лев Новожёнов, «Времечко» по-моему, потом «Сегоднечко». И вот у него был в гостях Филипп Бедросович. Нельзя сказать, что он в какой-то большой авторитет в жизни, но тем не менее.
А тогда проблемы были у НТВ, их закрывали тогда, передавали, шёл примерно 2001 год. И Лев его спросил: «Скажите пожалуйста, как вы относитесь к тому, что подавляют свободу слова, как вам это видится?». Филипп говорит: «Вы знаете, мне это всё равно». — «Ну как вам вот при диктатуре…» — «Никак, — говорит, — мне всё равно. Я о любви пою».
Много чего сказал Бедросович, но мне кажется, что вот это сказано очень правильно. Задача артиста — петь о любви. И если это поможет даже плохим людям быть чуть-чуть лучше — значит, артист не зря занимается своим делом.
Мне повезло, что я как продюсер езжу по многим странам, и в принципе, я вижу различные мнения, касающиеся в принципе одной и той же проблемы. Вот если честно, мы были в Крыму, а потом поехали в Ригу и в Таллин. Там было не всё гладко, но всё нормально закончилось. Все получили удовольствие, и мы от людей, и люди от нас. Вот мы приехали сюда, и нам абсолютно всё равно — везде люди. И поверьте мне, вот если убрать политику — люди везде одинаковые.
— Как пережила музыкальная индустрия в вашей стране, ваши коллеги, вы сами это пандемическое время. Россия переживала тяжело, многие музыканты ушли в астрал, другие в алкоголизм, третьи в наркоманию. В Белоруссии было проще, потому что не было таких жёстких мер. А в некоторых странах мира было гораздо жёстче, чем в России. Как они выжили?
Кевин МакКой:
— В Америке это тоже было очень тяжело. Музыку делают молодые люди. Не такие старые, как я. И вот надо вытаскивать ухо на улицу, и смотреть, что на улице происходит. И жить с молодёжью, и питаться от молодёжи.
Игорь Сенгер:
— В наших приватных разговорах он всегда такой. Говорит, что надо не учить молодёжь. А учиться у молодёжи.
— У нас в Прибалтике сейчас мода завелась, не впускать аполитичных творческих людей. Например, дали артисты концерт в Крыму, и уже въезд запрещён. Или в Москве Владимир Путин медаль вручил, и всё, уже нельзя приехать. А как бы вы посмотрели, если мы бы пригласили вас в Литву?
Игорь Сенгер:
— Мы были буквально неделю назад в Елгаве. Мы работали и под Тарту. Соответственно, пришло письмо из правительства, из какого-то министерства, в клуб, где мы работали, о том что вот он не может работать. А на словах они сказали «У вас не может работать этот фашист». Я говорю: «Кевин! Ты — фашист!». Он отвечает: «Я не фашист, я — негр»
— Так если мы пригласим?
Игорь Сенгер:
— Если пригласите — мы с удовольствием приедем. Но вам придётся серьёзно договариваться с вашим правительством.

Сергей Римша. Фото автора.